 Бывали в нашей жизни дни не особенно тревожные и не особенно радостные. И тем не менее запомнившиеся надолго...
Мы приехали на соревнования. Это были не крупные соревнования, но, равно как и для нас, так и для многих других наших фигуристов, очень важные: нам впервые предстояло обнародовать новые программы — обязательную и произвольную, и все нуждались в объективной оценке. Нужны были не дифирамбы, нужна была дружеская критика, и мы настраивались на нее. Мы всегда прислушиваемся к замечаниям. Даже если они сделаны дилетантами в фигурном катании, но людьми эмоциональными, впечатлительными, умеющими чувствовать и сопереживать.
И вот мы на льду, первый показ обязательной программы. Шесть элементов! Шесть элементов!..
Мы не называем их потому, что тогда специалисты смогли бы точно определить, о каких соревнованиях идет речь, и наши упреки, имеющие совсем не частный характер, были бы поняты неверно. (Напомним, что Международная федерация ежегодно определяет, какие шесть элементов должны включаться в обязательные программы на состязаниях текущего сезона, и, таким образом, каждый сезон как бы имеет для спортивных пар свой опознавательный знак.)
Мы начинаем спокойно, сосредоточенно, как будто катаем программу уже не первый раз.
Мы уже научились регулировать свое состояние и настраивать себя только на лед, коньки, элементы, музыку, не давая вмешиваться посторонним раздражителям.
И все-таки мы чувствуем какие-то шероховатости: вот тут немного неудобно заходить на поддержку, здесь взвизгнули коньки, сдерживая ход.
А перед прыжком мы почувствовали полный разлад. Какая-то невидимая стена на мгновение разделила нас... Уже прыгнув, в воздухе, мы увидели наконец друг друга, но было поздно: один из нас шел боком вниз. Падение.
Досадно!
Сорван прыжок. Давным-давно отточенный настолько, что на тренировке мы могли его выполнить с закрыты-тыми глазами и не потерять при этом ни на йоту равновесия и слитности. Как ни успокаивай себя, как ни держи в руках, а все-таки соревнования —даже самые обычные, даже самые рядовые — есть соревнования.
И все же падение нас не слишком огорчает, только настораживает. Тем более что программа тут же заканчивается. И если бы не прыжок, мы могли бы остаться собой довольны во всем, что касается сугубо технической стороны. Во всяком случае, наши ощущения свидетельствуют об этом.
Ну ладно, посмотрим, что скажут судьи. Кружимся в углу катка, переводим дыхание, немножко ворчим. Но только немножко, поскольку все ясно и так — элемент в обязательной программе сорван, значит, оценки должны быть невысокими. И хотя нас это не слишком волнует, хотя мы прекрасно понимаем, что сейчас не оценки самое главное, рассматриваем их внимательно.
Ого, не так уж плохо, как могло бы быть. Есть одна низкая — ее мы воспринимаем на слух, по голосу диктора. Верно поставили, отмечаем мы про себя. Строго, но верно. На первенствах мира и Европы больше не поставят при подобном срыве. Но там мы такого «удовольствия» никому не доставим...
И вот в этот момент нам кажется, что мы ослепли и оглохли.
Туман перед глазами. Туман обиды. Один из арбитров поднимает над головой оценку — 6,0 балла.
Может, это ошибка? Может, он хотел поставить на балл меньше? Может, на него затмение нашло, или он отвернулся, или зевнул в тот момент, когда мы сорвали прыжок? Может...
Нет, все остается на месте.
6,0. Наивысшая оценка. И мы слышим, как в зале кто-то начинает посвистывать. Да нам и самим хочется свистеть — оглушительно, по-мальчишески, никого не стесняясь.
Обида! И не сорванный прыжок тому причиной. И уже не думаем мы о качестве композиции. Так огорчила нас эта унизительная подачка.
Мы боремся за победу. Никакие подачки нам не нужны. Нам нужна честная, объективная оценка наших сил, нашего сегодняшнего мастерства, чтобы мы могли еще более укрепиться к тому часу, когда нам предстоит вступить в трудный беспощадный поединок. А тут — подачка. И весь ужас заключается в том, что все понимают это. И всем, наверное, очень это неприятно. И все думают: вот как гипнотизирует авторитет чемпионов, как их ублажают!
После выступления мы подходим к этому судье и говорим:
— Ну что же это происходит? Как вы могли так поступить? Зачем же вы так нехорошо с нами обошлись?
Он смотрит на нас недоумевающими глазами и не знает, что сказать. А потом мы слышим, как он говорит своим коллегам:
— Они еще недовольны. Я же хотел как лучше. Они ведь наше знамя. В особенности для заграницы. Там ведь их оценки все судьи изучают. Увидели бы они в газетах, что Белоусова и Протопопов не сделали элемент и получили низкую оценку, и стали бы к ним придираться...
 |
| Парный волчек каждая пара делает по-своему |
Может, так он говорил, а может быть, и иначе, бог уж с ним, с этим судьей. И не стали бы писать об этом, если бы подобное произвольное завышение и занижение оценок судьями было единичным фактом. Мы рассказали о себе для того, чтобы показать, как унизительно для спортсменов такое положение.
Мы могли ответить на эту подачку только одним. Когда кончились соревнования и опустел зал, мы снова вышли на лед. На внеочередную тренировку. Мы не чувствовали усталости. Мы могли снять обиду только работой, новой тренировкой, новыми прыжками, восстановленным чувством взаимосвязанности. Мы редко теряем это чувство, а если и случается такое, то стараемся немедленно его возвратить.
Всю жизнь нам было трудно. Но мы никогда не искали другого пути. Этот другой — нам отвратителен, ибо может привести только к поражению, к потере веры в себя. Искусственное облегчение пути порождает свои трудности, преодолеть которые выше человеческих возможностей. Ибо эти возможности от упования на доброго дядюшку зарастут еще и ленивым жирком.
Как-то мы были свидетелями упорнейшей борьбы между двумя, пожалуй, почти равными по силам парами. Они уже не первый раз вели между собой спор, и успех приходил к ним поочередно. Чаши весов колебались от случая к случаю. И вот —новый поединок.
Надо сказать еще, что фигуристы были очень молоды. И хотя способность к углубленному самоанализу у них, как правило, в это время еще невелика, но крупинка за крупинкой откладываются в душе опыт, новое знание, новое понимание и новое ощущение тех или иных движений, музыкальных фраз.
При выполнении произвольной программы —кульминация.
Одна пара проходит через все испытание не дрогнув.
У другой на финише —срыв. Падение, стершее все впечатление от программы.
И вот показаны оценки. Мы видим, что они у обеих пар примерно одинаковы, хотя при равной трудности композиций этого просто быть не может.
Мы не верим своим глазам (к сожалению, уже в который раз!), просто не понимаем, почему оглашены такие оценки.
Проходит совсем немного времени. И — новый турнир. И снова в числе других спортсменов мы видим юные лица конкурентов.
Уже ради любопытства следим мы за их борьбой «местного значения». И видим повторение того, что уже произошло на предыдущих состязаниях. Снова борьба, снова падение второй пары. И снова оценки за произвольную программу примерно равны...
Вот ведь как выходит иной раз.
И невольно тут подумаешь, мягко выражаясь, о не слишком глубоком знании дела теми, кому вручены эти самые таблички с цифрами от 0 до 6. И о том, что портят они молодых, подающих надежды фигуристов, и лишают точных ориентиров опытных спортсменов, и не позволяют руководителям фигурного катания, всего спортивного движения получить ясное представление о том, что происходит в нашем виде спорта.
Для одной из двух пар, о которых мы рассказываем, думается, либеральное отношение судейских бригад окончится плачевно. Их спортивный характер не может не деформироваться, а ошибки, на которые не обращают внимания, не могут не усугубляться. Что же касается второй пары, то тут многое зависит и от них самих, и от тренера — внимательного и чуткого, которому по силам испытание на прочность.
Но разве нельзя всего этого избежать? Разве нельзя у себя дома навести порядок в судейском хозяйстве?
И снова одна история, имеющая непосредственное отношение к поднятой проблеме.
Произошла она в 1965 году на московском чемпионате Европы. Француз Аллэн Кальма и австриец Эммерих Данцер в равной мере претендовали на победу в чемпионате. До самого последнего мгновения нельзя было предсказать исход борьбы: оба фигуриста выглядели свежо, сражались азартно.
Кальма был воплощением французского темперамента. С необыкновенной легкостью преодолевал он ледяные просторы катка, расставляя в своей «рукописи» множество «восклицательных знаков». Были и срывы, неудачные прыжки, но они с лихвой перекрывались теми сложнейшими элементами, которые были показаны с блеском.
Данцер тоже вел борьбу достойно. У него была интересная музыкальная программа, сложнейшие прыжки и стремительные вращения. Он был еще немного академичен, суховат, но, если учесть сравнительно небольшой опыт выступлений на большой арене, это ему можно было простить.
Словом, трудно было отдать преимущество одному из них.
Но — любопытная штука — если оценки у восьми судей были почти равны, то у одного они резко отличались. Судья, высоко вознеся Данцера, чрезмерно опустил вниз Кальма. Настолько чрезмерно, что его оценка подверглась немедленному осуждению и порицанию, и не только на страницах французской прессы. В дни после чемпионата в газете «Чехословенский спорт» появилась корреспонденция, принадлежащая перу чехословацкого журналиста Ярослава Бржезины, который был специальным корреспондентом на чемпионате. Вот о чем шла речь...
«Состоялось заседание чехословацкой Центральной секции фигурного катания. Она обсудила результаты выступления нашей команды па чемпионате Европы в Москве. Одновременно секция проанализировала работу наших судей на чемпионате Европы. Речь шла, в частности, о соревнованиях мужчин и о судействе Хелены Ду-довой, которая, как мы уже писали раньше, неправильно выставила оценки. Секция запретила Дудовой в течение двух лет судить международные соревнования (выделено нами. — Л. Б. а О. П.).
К этому необходимо небольшое добавление. Хелена Дудова всегда принадлежала к самым справедливым и объективным арбитрам. Так оценивали ее все зарубежные специалисты вплоть до того злополучного вечера. Ошибка, которую допустила Дудова в оценках выступлений Кальма и Данцера... не была результатом злого умысла в отношении французского фигуриста.
Я разговаривал с Дудовой в тот день непосредственно после окончания произвольной программы мужчин. Она была, кажется, несчастнее, чем сам Кальма, и не могла объяснить, как все это произошло...»
Что-то ни разу не читали и не слышали мы о специальных заседаниях Всесоюзной коллегии судей или президиума Федерации фигурного катания СССР, посвященных разбору судейских промахов! А ведь их много, и нет покоя тренерам и спортсменам, отдающим свой труд на рассмотрение и оценку людям, подчас не готовым к этому...
А последним штрихом в этой главе будет одна небольшая сценка, которую нам как-то удалось случайно увидеть в раздевалке во время соревнований.
Фигурист, только что откатавший программу, прямо со льда пришел сюда. Он крепился, пока шел. Девять судей дважды показали ему свою оценку — за технику и артистичность, — и он следил за ними, почти не поворачивая головы.
Зал начал свистеть. Топать ногами. Залу не понравились оценки. Фигуристу они не понравились тоже: спортсмены, в общем-то, знают, когда они прокатали программу хорошо, а когда не очень. Сегодня все получалось. И настроение было. И прыжки оказались удачными. Ан нет...
Мы тоже переживали такие минуты. И тоже, как и он, про себя, говорили: «Ну что же это с судьями? Куда они спрятали свои глаза? Разве они не увидели наших новинок? Разве они не поняли нашей программы?».
Фигурист пошел прямо в раздевалку. По пути кто-то ему сказал, что не надо обращать на все это особого внимания, с судей что возьмешь. А кто-то улыбнулся, и в улыбке этой было: ну, вот тебе и справедливость, бейся, бейся и дальше, — может, лоб расшибешь. Сколько лиц попадалось на его пути, столько и разных чувств было на них написано.
Тренер тоже пошел в раздевалку. Он был чутким человеком и понимал, какая мука сейчас на сердце у его ученика.
В комнате, уставленной скамейками и ящиками для одежды, он услышал звуки рыданий.
— Ну что ты, что ты. Плакать не надо. Ты ведь уже не маленький...
— Раньше я как раз и не плакал...
— Вот и сейчас не надо... Ты же весельчак. И катаешься здорово. Сегодня был лучше всех. Можешь мне поверить, я тебе ведь не вру никогда...
— Я вам верю. Но почему же они были так несправедливы?
Тренер ничего не мог сказать ему в тот вечер.
И мы бы не могли ничего сказать, хотя и сами не раз бывали в таком же положении.
Мы только надеемся, что характер у парня окажется не ломким. И он научится бороться. Не против кого-то, а за себя, за свое мастерство, за свое понимание фигурного катания.
В течение длительного времени мы, признаться откровенно, думали, что фигурное катание является плохим исключением среди тех видов спорта, которые связаны с субъективным судейством. Нельзя ведь себе представить, чтобы в гимнастике при падении спортсменки с бревна (будь то Лариса Латынина или Наталья Кучинская) какой-нибудь судья отважился поставить ей наивысший балл — 10. Конечно, нельзя полностью сравнивать гимнастику и фигурное катание, но в данном случае параллель уместна. И вот после Олимпиады в Мехико читаем мы статью в «Советском спорте», написанную абсолютным чемпионом мира и дважды чемпионом Олимпиады по гимнастике Михаилом Ворониным. И оказывается, то, что волнует нас в организации судейства, заботит и гимнастов, а может быть, и представителей многих других видов спорта, только разговор об этом еще не выплыл на поверхность. Вот что пишет Михаил Воронин: «Некоторые обстоятельства повлияли на наше настроение, внесли разлад в команду.
Одно из них (и немаловажное)—неправильное, на мой взгляд, судейство первенства страны в этом году. Тем, кто претендовал на место в олимпийской команде, судьи намеренно завышали оценки, дабы, как считали в федерации, высокими баллами подчеркнуть силу наших гимнастов. Но этот психологический ход далеко не нов. Еще перед Токийской олимпиадой он был использован на чемпионате СССР. Но «хитроумный» замысел себя не оправдал. Его уже не раз использовали и японские гимнасты. Неужели кое-кто и сейчас рассчитывает ошеломить зарубежных специалистов каскадом высоких оценок? Как мы убедились на Олимпиаде, никто сейчас на это не клюет. А вот нам такое судейство нанесло существенный вред, особенно молодым гимнастам, которые впервые должны были выступать на крупнейших соревнованиях. Ребята растерялись — на какой же результат надо рассчитывать? Как распределять свои силы? Чемпионы страны в отдельных видах многоборья, получая высокие, почти предельные оценки, в Мехико не попали даже в финал на своих коронных снарядах, а кто и попал, то конкуренции зарубежным гимнастам почти не составил. Ориентир своих сил и возможностей был утерян нами из-за неправильного судейства именно в год Олимпиады. Получилось, что звание чемпиона страны по международному курсу обесценилось».
Видите, какое совпадение! И, повторяем, не случайное. Анализировать причины, расследовать, как судейские бригады доходят до жизни такой, мы не станем. Мы, действующие спортсмены, просто информируем читателя о своих впечатлениях, связанных с судейством соревнований главным образом внутри страны, поскольку для нашей спортивной общественности эта область абсолютно доступная для прямого вмешательства.
Нам остается добавить, что подобное положение создалось еще и потому, что на судейство смотрят как на дело легкое, не требующее особой подготовки.
Между прочим, на соревнованиях за границей на все разминки и тренировки спортсменов приходят все судейские коллегии в полном составе. Арбитры смотрят спортсменов на тренировках, уже здесь они начинают сравнивать, оценивать, прикидывать. Они не видели постоянных участников чемпионатов год — что же там у них новенького появилось? Потом присматриваются к тем, кого видят впервые, кто в командах идет за лидерами, ибо это тоже показатель общей подготовленности спортсменов тех или иных стран.
Накануне соревнований уже идет как бы специальный судейский семинар и спортсмены стараются выкладывать товар лицом.
Но что-то не припомнится, чтобы наши судьи на наших соревнованиях, где они не связаны условностями, вот так, запросто, пришли на тренировки тех, чье мастерство им надо судить!
Не припомним мы и случая, когда бы арбитры, их руководители пришли посоветоваться со спортсменами по поводу характера выполнения тех или иных элементов: ведь ведущие фигуристы уже привыкли к международным требованиям.
Не можем припомнить...
Да мало ли чего мы не можем припомнить, когда речь идет о специальном обучении судей, если о таком обучении и речь-то никогда не заходила. Просто садятся в лучшем случае ведущие в прошлом спортсмены (а чаще и никому не известные люди) в судейские кресла и...
Но фигурное катание быстро идет вперед. То, что было хорошо вчера, уже не совсем годится сегодня. И старые критерии отмирают. Вернее, должны отмереть, но пока, к сожалению, они живут...
| 
