 Нет места в Москве дороже и любимее. Здесь, я знаю, нужна людям, здесь мои ученики, здесь я провела большую часть своей жизни.
Какое счастье — возвращаться из поездки на родной каток. Стадион Юных пионеров — это моя жизнь.
Я сейчас иду по СЮПу, как шла и тридцать лет назад, по Центральной аллее мимо бюста Ленина, но как изменился мой СЮП! Слева от меня те же невысокие трибуны стадиона, но теперь на поле положен искусственный газон, а справа тянется длинное прозрачное здание крытого манежа для легкоатлетов и, наконец, глухой прямоугольник нашего крытого катка. Народу на СЮПе значительно поубавилось, хотя вроде бы детей сейчас рождается больше, чем раньше.
На СЮПе прошло мое детство. Кататься я начала в пять лет, но в детском парке имени Дзержинского, на катке, чуть побольше, чем две комнаты обычной квартиры, у Самсона Вульфовича Гляйзера и Ларисы Яковлевны Новожиловой. Но настоящий спорт — занятие по ОФП, хореографии, тренировки на льду — все это я узнала уже на СЮПе.
Что представлял собой в те годы каток на СЮПе? Их было два. Один и тогда, тридцать лет назад, был закрытый, с искусственным льдом, но площадка значительно меньше нынешней, и право кататься на нем имели лишь лучшие спортсмены. Остальные занимались на открытом стадионе, К катку примыкала теплушка. В ней стояли старинные кресла, висело огромное зеркало в раме. Уроки хореографии проходили на другом конце стадиона, в Доме физкультуры, перестроенной церкви, где на втором этаже тренировались гимнасты и акробаты, внизу расположился зал хореографии, с зеркалами и станком вдоль стены. Мотались мы и на трек, погонять на велосипеде.
На СЮПе всегда было шумно и везде бегал народ. Кто в волейбол играет, кто в баскетбол. Зимой каток на стадионе заливали не только для фигуристов, по краям были проложены дорожки для конькобежцев. С конькобежцами фигуристы дружили — они целый день на льду и мы тоже. Иногда нам, совершенно незаслуженным, выпадали занятия на маленьком пятачке искусственного льда — они приходили как награды, их не пропускали.
 |
| Моя сестра на тренировке у отца |
Ах, уже нет сейчас того, что было,— выходишь из теплушки, кружатся вокруг крупные хлопья снега, и ты идешь на лед такая гордая, на коньках в самодельных чехлах, на тебе свитер, который связала бабушка, папина мама Екатерина Харитоновна, идешь под музыку по синему снегу к площадке. Каждый вечер — праздник. Музыка грохотала до двенадцати ночи, из соседних домов жильцы писали жалобы. Мы разойтись по домам не могли. Нам не хватало льда.
Я начинала на СЮПе в одной группе с Милой Пахомовой у Александры Ивановны Нарядчиковой, С самого начала мы считались у нашего тренера абсолютно бесперспективными, только «артистками хорошими» (не в лучшем смысле этого словосочетания). . .
Тем не менее в группа Нарядчиковой, несмотря на отсутствие способностей, мы обе, как нам казалось, процветали. Сами ставили себе программы и изображали черт знает что. Но потом действительно выдвинулись, и в пятнадцать лет нас с Милой забрал к себе Виктор Иванович Рыжкин, молодой, но уже известный тогда тренер.
Попасть на СЮП в середине пятидесятых годов задача была очень сложная. И за меня и за Милу хлопотали отцы. Отец у Милы был летчик, Герой Советского Союза, генерал, он умер очень молодым, лет сорока. Просили они Татьяну Александровну Толмачеву, старшего тренера по фигурному катанию, на СЮПе она тогда, можно сказать, «возглавляла» тренерский корпус в нашем фигурном катании, во всяком случае, была одним из самых известных тренеров в стране, тренером чемпионов. Татьяна Немцова, Елена Осипова (Чайковская), Ирина Люлякова, Александр Веденин, Сергей Четверухин — вот неполный список ее учеников. Она работала исключительно с одиночниками. Нас к себе она, конечно, не взяла, большого впечатления мы с Милой на нее не произвели.
Татьяна Александровна была хозяйкой на СЮПе. Прошло с тех пор почти двадцать лет, а я до сих пор слышу ее голос, который звенел над стадионом и был слышен, как только выходишь из трамвая. Раньше работали с мегафоном, сидя в будке, подобной караульной,— катки были открытые, холод страшный,— Толмачева кричала, возмущалась, руководила. Услышать ее можно было в любое время дня и ночи. Казалось, что она со стадиона вообще не уходит.
Фанатичная в работе, она, занимаясь со своим последним учеником, Владимиром -Ковалевым, приходила на стадион минут на двадцать-тридцать раньше Володи. Старенькая, с палочкой, она в полной темноте — одиночники начинают свои тренировки раньше всех— брела от метро к стадиону.
На СЮП на просмотр меня привела мама, и я показала все, на что была способна, после чего и была определена к тренеру Нарядчиковой, заодно получив расписание тренировок. Мне шел седьмой год. После просмотра больше на СЮП со мной на тренировки никто из родителей не приезжал. Других же в группе сопровождал кто-то из взрослых. Мамы, бабушки, няни стояли за загородкой и давали советы, одевали разомлевших в тепле фигуристов. В шестилетнем возрасте я довольно спокойно ездила одна по Москве в общественном транспорте и не терпела рядом с собой провожатых. С двух лет я жила и живу по сей день, только в другой квартире, в доме рядом со станцией метро «Сокол», и от него до Беговой, где расположен СЮП, ходил по прямой, не сворачивая, 23-й номер трамвая. Давали мне десять копеек на расходы, и я, очень самостоятельная, собирала сама сумку и отправлялась на тренировку. Деньги не экономила, всегда покупала в трамвае билет. «Зайцем» ездить не могла. Мне казалось, что у меня на лице написано, что я не заплатила за проезд.
Потом, уже на соревнования, начала приходить мама. Отец появился на трибуне, когда мне уже исполнилось четырнадцать лет. У нас проходили соревнования, и я выполнила на них норму первого разряда. Следующий его визит на соревнования фигуристов, в которых участвовала дочка, состоялся спустя еще четыре года, во Дворце спорта в Лужниках.
В четырнадцать лет я входила а команду фигуристов московского «Труда», и меня взяли на юг, на тренировочный сбор. О, какой восторг и упоенье! Завязались под южным небом первые романы, с утра и до ночи я ела фрукты, периодически посылая родителям телеграммы, чтобы они выслали еще хотя бы три рубля.
Без СЮПа я не могла представить свою дальнейшую судьбу. И мне выпало огромное счастье, когда после недолгих мытарств в ЦСКА меня, девятнадцатилетнюю, взял на работу Вячеслав Васильевич Хатунцев, тогдашний председатель спортобщества «Труд», и определил тренером на СЮП. Для тренерской деятельности я не имела ничего, в том числе и образования, было одно страстное желание работать. И вот я снова вместе с парами, вместе с танцорами оказалась на том же открытом катке. Закрытый, искусственный, все еще принадлежал одиночникам и чемпионам.
Новый каток строился очень долго, и построен не очень толково. Зал для хореографии и общефизической подготовки всего лишь один, раздевалок мало, дневной свет на лед почти не попадает, искусственное освещение слабое. Нет тренерской комнаты. Каток примыкает к легкоатлетическому манежу, в котором есть то, чего нет у нас,— много света и воздуха. Мы ждали, что сначала начнут строить каток, но вышло наоборот. Манеж теперь часто пустует, на него затрачены, кстати, те же деньги, что и на наше неказистое сооружение, а мы выкраиваем время, чтобы могло пройти как можно больше фигуристов. Но все равно он самый родной и любимый — наш каток.
Любовь к своему стадиону и катку настолько крепка в сюповцах-фигуристах, что когда открывался новый каток, на торжество собрались все, кто когда-то тренировался на старенькой площадке. Меня много раз приглашали работать тренером в ЦСКА и «Динамо», но изменить СЮПу я не могу. На СЮП я прихожу, как к себе в дом, где тебе удобно, где знаком каждый уголок, где с тобой здороваются даже самые маленькие фигуристы, и ты видишь в них родных для себя людей.
На новом катке сохранились традиции устраивать прекрасные елки, проводить по праздникам показательные выступления для родителей.
31 декабря у нас обычно две тренировки, а в шесть часов вечера мы приглашаем ка каток всех близких нам людей и всех тех, кто раньше катался на этом льду, приглашаем выпить с нами бокал шампанского, пожелать успехов в новом году.
|
