 До Лейк-Плэсида мы две недели тренировались в маленьком городке под Бостоном. Тренировались немного, я не хотела, чтобы Роднина и Зайцев перекатались, главная цель заключалась в успешной акклиматизации. И хотя все задачи, которые ставились на занятиях, сводились к тому, чтобы не допускать срывов в элементах, даже малейших — и больше ничего,— тренировки проходили все же нервно, Ира с Сашей казались немного зажатыми. Они не любили, когда на тренировках появляются зрители, а тут публики собиралось немало. У входа в зал постоянно торчали эмоциональные американские болельщики, которые к тому же все время ходили с какими-то плакатами. Но поскольку, как выяснилось, плакаты были вполне безобидные, мы решили публику в зал пустить, чтобы как-то отрегулировать с нею отношения, чтобы снять волнующий их и местных журналистов вопрос, кто сильнее: Бабилония— Гарднер, чемпионы мира 1979 года, или Родаина — Зайцев? Этот маленький городок, по-моему, весь перебывал на наших тренировках, и если там когда-нибудь вырастет чемпион, то это будет заслугой не американской, а советской школы фигурного катания. Мне кажется, хозяева тех двух катков, где тренировалась советская олимпийская сборная, продавали какие-то билеты. Мы подобного условия им не ставили, но вряд ли они сами могли пропустить такой ажиотаж. В субботу и воскресенье трибуны ломились. Зрители ходили к нам в гости, то есть сидели с утра до ночи в холле и в баре нашего отеля, многие приносили с собой подарки. Но тренировки, несмотря на то, что зрители хлопали любому элементу, уже не могли проходить спокойно. Пресса взахлеб писала о Бабилонии, о том, как она развенчает «непобедимую» Роднину, хотя три месяца назад на показательных выступлениях а Японии специалисты отметили полное преимущестзо советской пары.
В Японии гоже было не все гладко. Устроители заявили, что выступление Родниной — Зайцева последними в программе у них под вопросом, так как здесь чемпионы мира. Роднину это вывело из себя, мы с Еленой Анатольевной Чайковской просидели с японцами всю ночь, объясняя, что десять лет выступлением Родниной завершались любые международные соревнования и что пока ее еще никто не победил. Роднина — двукратная олимпийская чемпионка, и если наше требование устроители не удовлетворят, то японские зрители вряд ли увидят самую знаменитую фигуристку последнего времени. Короче, мы их убедили.
В Японии на тренировку Бабилония вышла раньше Родниной. Через три минуты показалась Ира. Она начала так носиться по льду, с такой уверенностью и напором, что американский дуэт оказался «прижатым» к бортику, простоял так до конца тренировки. Это Ирина проделала психологически профессионально, позже в четырех из пяти прокатов Бабилония падала. Ее надломила первая совместная тренировка. Ира же катала свою короткую программу — это был «Полет шмеля» — без единой ошибки. Так что, когда мы оказались в Лейк-Плэсиде, настроение у нас было вполне боевое, но настороженное.
В олимпийской деревне я жила с Ириной в одном корпусе (по традиции деревня делится на женскую и мужскую половины), но в комнате вместе с Еленой Анатольевной Чайковской. Мы с Чайковской сразу же стали перестанавливать мебель, так как кровати в комнате установлены в два этажа, а никто из нас наверх забираться не хотел. Кровати разбирать начали ночью, и я, устав, уронила эту железно-каменную громадину прямо на Чайковскую. До утра мы пытались разместить кровати в нашей каморке. В итоге прохода между ними не оказалось, спали мы в одной, как бы двуспальной кровати, и чтобы попасть в дальнюю, надо было переползать через ближайшую. После всей этой суеты я рухнула как подкошенная и уснула, а Чайковская отправилась стирать олимпийский тренировочный костюм. Проснувшись, я с восторгом и удивлением обнаружила, чго сушится мой костюм, который Чайкозская ночью выстирала, приняв за свой.
Чайковская, встав раньше, уже проклинала меня, мой костюм, Лейк-Плэсид и комнату, где нам предстояло мучиться две недели. Номер, где жила Ира с Наташей Бестемьяновой, оказался свободнее, а нам повернуться было негде.
 |
| Мое последнее выступление в паре с Георгием Проскуриным |
С первых же тренировок стало ясно: в парном катании все ожидают великого противостояния. Каждые полчаса американскую пару показывали по телевидению. Как они летом отдыхали, как тренируются, как катаются, Каждый день выходили газеты с фотографией Бабилонии. Были удачно сняты их самые эффектные элементы произвольной программы. Показывали программу и Иры с Сашей,
показывали сзади или сбоку или в самом невыгодном куске произвольной программы. Мне становилось просто страшно. И судьи все начали погезаривать, что Бабилония им нравится, что это новый стиль, что американская пара будет впервые серьезно бороться с советской, хотя они до Лейк-Плэсида никогда еще не сталкивались на соревнованиях с Родниной.
За три дня до начала соревнований арбитры нашли три ошибки в произвольной программе Родниной. Ошибки, то есть элементы с нарушением правил в незначительных и проходных частях программы, начали показывать по телевидению. И объяснять публике, и объяснять судьям (а судьи порой та же публика), что за них надо снижать оценки. Я попросила выключить е блоке, где мы жили, телевизор, запретила приносить к нам газзты и что-либо говорить по этому поводу.
Меня вызвали к руководству советской делегации, поинтересовались, не собираюсь ли я поменять программу. Я ответила, что за три дня, конечно, могу ее изменить, но это создаст неуверенность у спортсменов, а они должны катать то, что тренировали. Все это я горячо переживала, Разговор шел и с нашими судьями. После этих бесед я лежала пластом, у меня такая особенность, когда какие-нибудь неприятности, я ложусь. Ходила только на тренировки. Чайковская в подобной ситуации все время бегает. Она убегает в шесть утра и возвращается за полночь — и все бегом, а я нет, я должна лежать и не могу ни с кем общаться. Я была в таком тяжком состоянии, что боялась — не передастся ли оно и спортсменам.
Они тренировались нормально, и в общем-то я была в них уверена. Я была убеждена в своей правоте. Для меня по сей день эта ситуациия самая сложная в жизни, сложная в выборе правильного решения. Но ребята обо всей этой кутерьме и о моих муках не знали. Я не пускала их на тренировку Бабилонии, хотя посмотрела сама. Осталась после наших занятий в зале. Американцы катались хорошо — это была последняя тренировка перед короткой программой, и именно в этот день Гарднер начал падать, исполняя флипп. Я сидела очень близко, около бортика, и ясно видела, что он очень нервничает и с собой совладать не может. Не сделав ни одного прыжка, он ушел с тренировки. А села я специально гак, чтобы они меня видели.
Бабилония и Гарднер пришли на тренировку Родниной и Зайцева, пришли тоже всего один раз, сидели на самом верху, незаметно, но я их увидела и сразу сказала Родниной: «Вон забились в угол, сейчас истрепят себе все нервы и уйдут минут через пятнадцать». Так оно и вышло. Роднина была в ударе, и эта тренировка американцев погубила. Они через пятнадцать минут встали и ушли. Четверти часа им оказалось достаточно. Роднина производила на них впечатление, как удав на кролика. Еще с Японии, Они морально не созрели, чтобы обыграть Роднину,
До старта я никуда не ходила, в последний день ни с кем не общалась. Я вообще не люблю с кем-нибудь беседовать перед соревнованиями. Вечером мы пришли во дворец. У входа толпа. Ира идет в людском коридоре, сосредоточенно опустив голову, впечатление такое, будто она одна в пустой шахте. Подступиться к ней никто не рискнул.
Я другие пары не вышла смотреть — силы в себе копила. Силы были нужны, чтобы вместе с ребятами программу катать. Пошла посмотреть только разминку Гарднера. Вылезла из-под телевизионной камеры — на катке Лейк-Плэсида никуда никого не пускали — и таким образом оказалась в проходе. Справа ог меня судьи сидели, а надо мной расположилось руководство ИСУ (Международного союза конькобежцев). На разминке Гарднер упал пять раз. Он упал с волчка, флиппа, перебежки, Он не мог ни разу поднять партнершу в поддержку. И судьи сидели как парализованные, и зал молчал, мне стало даже жутко. Не надо было быть специалистом, чтобы увидеть, как он психически подавлен. Уже закончились шесть минут разминки, а американцы снова выходят на поддержку, Впервые в моей практике спортсмены перекатывали отведенное время, и судьи даже не шевелились, никто не дает гонг. И снова поддержка срывается. Я кричу наверх Валентину Николаевичу Пи-сееву, который входит в состав ИСУ от нашей страны: «Время, протест. Подавайте протест». Он бежит вниз, к судьям, но те, как бы очнувшись, дают гонг. На секундомере — шесть минут двадцать три секунды. Я сразу поняла — шансов у чемпионов мира нет никаких. Из этого состояния спортсменоз вывести трудно, почти невозможно.
Бабилония — Гарднер катались третьими в группе сильнейших. Они вышли на лед, когда объявляли оценку предыдущих. Она выходит первой, он за ней... и у борта падает. Поднимается, хихикает, а коньки из-под него снова уезжают, ноги перестают слушаться, он белый как мел. Потом говорили, что Гарднер был с травмой. Но это все чушь, нас, тренеров, обмануть невозможно, мы видели, что с ним делаетя Ьабилония берет его за руку И выводит к красной линии. Тут же он поворачивается и убетаат со льда, тренер держит, не выпускает его. И все это видят, и я стою рядом, в проходе. Гарднер рвется, тренер его держит, все это происходит очень быстро, Бабилония поворачивается и видит, что партнера нет рядом, его ужа нет на льду, и начинает рыдать. Едет к нему и рмдает. У кгждого фигуриста есть две минуты на выход, и они начинают его уговаривать, но он вырывается и все же убегает. Больше я его не видела.
Зал молчит, весь увешанный плакатами: «Бабилония лучше Родниной», «Гениальные спортсмены», «Бабчлония — Гарднер — лучшая пара».
Я понимаю, надо что-то делать, подобная ситуация может вывести из равновесия кого угодно. Я лечу к Родниной, перед дзерью, что ведет в женскую раздеазлчу, несколько раз глубоко вдыхаю-выдыхаю и спокойно вхожу. В раздевалке уже вся американская команда рыдает. Роднина сидит злая, спрашивает: «Что там делается?» — «Ничего не делается,— отвечаю,— Бабилония — Гарднер с соревнования снялись. Тебе все нервы перепортили, а сами на старт не вышли».— «Как не вышли?» — «Вот так. Видишь, до чего ты их своей тренировкой довела».— «Ну, погодите,— взорвалась Ира,— я всем покажу, как надо кататься. Иди успокой Сашу».
Вызываю Сашу, он ничего не знает, так как Гарднера увели в другую раздевалку. «Ты, Саня, катайся спокойно. Твои друзья со старта снялись». Саша нервничал. И все же они показали блестящий прокат короткой программы. Роднина и Зайцев любили эту быструю дзухминутную композицию. Они любили откатать короткую на 6,0! В Лейк-Плэсиде, если бы судили из десяти баллов, можно было ставить десять. Эти две минуты были ито-ом всей их жизни. Скорость, синхронность, абсолютное сочетание движений и музыки — это было идеальное выступление. Я видела их катание тысячи раз: на тренировках, соревнованиях, показательных выступлениях, но так, как в Лейк-Плэсиде, они не катались никогда. И весь тяжело молчавший зал, страдающий от несостоявшейся надежды, встал. И начал скандировать: «Роднина, Роднина, Роднина».
Но эта короткая программа, этот вечер забрали слишком много сил у них. Через день они вышли на произвольную, катали ее достойно, не ошибались, однако в конце уже не выглядели темповыми, бодрыми — это происходило не от физической, а от психологической усталости. Запас эмоций у них выплеснулся за день до заключительного вечера. На табло зажглись оценки. Саша подошел ко мне: «Тетя Таня, держи». Я ему плечо подставила, он в бессознательном состоянии, а у него интервью собираются брать, камеры наставлены. Зато Ира как будто сил у бортика хлебнула: «Тетя Таня, я третий раз олимпийская чемпионка!!!» Я говорю: «Ты что, даже не устала?» — «А что уставать, когда третью Олимпиаду выигрываешь!» — «Саше плохо».— «Отойдет»,— отвечает Ира. Мы положили Сашу, дали ему нашатыря... И они поехали к пьедесталу.
Там Ирина заплакала. Плакала и я, понимая, что прощаюсь с ними. В свое время они, знаменитые чемпионы, пришли, доверились малоизвестному тренеру. Шесть лет я работала с ними и теперь прощаюсь, но с легким чувством, понимая, что я сделала все, что могла, Я помогла сберечь эту пару, сохранить ее для спорта, возможно, продлила их спортивную жизнь. Нет, я их не подвела.
|
