 Попробую нарисовать схему обычных моих рабочих дней. Приблизительную. Кое-где отклоняющуюся от среднестатистической в зависимости от времени года. А если точнее — оттого, на какой точке орбиты сезона находится наше фигурное катание. Наша динамовская спецгруппа. Ну, скажем, осень в разгаре. Листья уже облетели. Вот-вот нагрянут холода. Мы в Москве. Идут тренировки, которые должны подвести нас к самому подножию пика спортивной формы...
Звон будильника, обрывающий сон.
Шесть часов утра. Не утро, а тяжелая поздняя осенняя ночь. В окне непроглядная темень. В доме напротив всего несколько окон подают признаки жизни. У меня в запасе еще тридцать минут на все про все. А потом холод. Ветер. Шум первых машин на Ленинградском проспекте. Высокая ограда стадиона «Динамо». Узкая калитка возле бассейна, где мне ожидать Ковалева, с которым вместе идти на первую в этот день тренировку. Одна не хожу: на аллеях тьма кромешная.
Я сокращаю расходы по времени за счет того, что кофе мне готовит муж, он же делает бутерброды и еще одну порцию кофе наливает в маленький термос: на катке стоять три часа и без второго завтрака не обойтись.
Три часа «школы»... Много это или мало? Чтобы ноги начали гудеть, чтобы в глазах появилась рябь от бессчетно проложенных по льду линий фигур, чтобы плечи согнуло от такого же бесчисленного сгибания надо льдом — вполне достаточно. Спортсмену, пожалуй, даже полегче. Он двигается, он увлечен, он «переключается». А мне нужно все время прокладывать след вместе с ним, анализировать каждое движение, стараться уложить свои замечания в самую «аппетитную» форму, чтобы спортсмен ее съел и получил только пользу.
К концу тренировки напряжение — постоянное и непрерывное — дает себя знать все отчетливее. Ноги уже не держат. Беру стул и сажусь прямо на льду, возле «коридора», в котором прокладывает свои фигуры Ковалев. Но так долго тоже не высидеть. Чертежи влекут к себе, хочется прочитать их до конца. Словом, высидеть могу только несколько минут.
В десять часов утра звонок, возвещающий окончание первой тренировки, звучит для меня как условный сигнал, за которым облегченность, перерыв, два «теплых» часа жизни. Потому что через два часа вторая тренировка, теперь уже с более многочисленным составом группы — приходят все мои танцоры, кроме тех, что заняты на уроках или на лекциях. Правда, двух часов отдыха практически никогда нет. Пока придешь домой, пока послушаешь музыку — надо собираться вновь.
Утренняя тренировка танцоров дело более эмоциональное и разнообразное. Здесь впечатления меняются каждую минуту. Вдруг возникают коллизии, совершенно не предусмотренные никакими законами спорта и педагогики. Да это и понятно — не машины ведь на льду, а люди, самые разнообразные и по возрасту, и по характерам, и по предыдущему воспитанию.
Вот вижу, как уже опытная партнерша вдруг, возможно, даже незаметно для самой себя, начинает готовить нечто вроде небольшого скандала, который сорвет всю тренировку. Ей не поддается сложный переход, она висит на партнере, но ей-то самой кажется, что это именно партнер виноват. Надо срочно вмешиваться, иначе «реакция» выйдет из-под тренировочного контроля.
Процесс на время остановлен. Но ведь бывает, что пропустишь момент, увлечешься работой с другими и застаешь уже развалины какой-то части танца. Возвратить в рабочую колею пару, в которой мелкие обиды в этот час торжествуют, практически невозможно, и приходится обоим отправляться домой, чтобы к вечерней тренировке, поразмыслив над своими промахами, прийти уже в полной форме — физической и психологической. Однако к таким крайним мерам прибегать приходится редко. Почти всегда достаточно металла в тренерском голосе, севшем от холода на катке.
Обязательные танцы как гаммы. Повторяем их десятки, если не сотни, раз. Часть рисунка по длинному борту, часть по короткому... Одна серия, две серии, все три серии. К концу сезона катаем даже по четыре, хотя на соревнованиях почти все танцы требуют демонстрации только трех серий. Четвертая у нас — для запаса прочности. И в каждом отрывке, в каждом шаге, в каждой серии есть своя точность, есть своя строгая обусловленность. Правила регламентируют любой шаг, позицию, переход. И надо тренеру помнить все их и еще увидеть, насколько точно каждый ученик придерживается буквы и духа правил.
Фоторепортеры иной раз останавливают для нас узловые па танца, и тогда можно сравнивать мастерство разных пар. На журнальном листе я не раз видела пят-надцать-двадцать пар в одном и том же положении. Сразу становилось ясно — правильно или неправильно оно выполнено. Конечно, такая возможность сравнивать очень нужна тренеру, но ведь она бывает только после состязаний. И приходится надеяться на зоркость своего глаза и верность его идеальным стереотипам, которые заметил в свое время на состязаниях.
Отклонение от такого стереотипа воспринимаю, бывает, болезненно. Вот молодая моя пара, которой и я сама, и Алла Беляева не раз объясняли технику данного танца, вновь коверкает шаги. Стереотип оказался у них неустойчивым. И я выхожу на лед на коньках и показываю сама, что и как им надо делать. Со стороны говорят, выглядит это очень смешно, потому что я утрирую ошибки, и такое шаржирование движений сразу мобилизует внимание учеников, помогает запомнить правильное и отторгнуть неверное. Так бывает не только с юными танцорами, но и с опытными. И все знают, что для меня количество лет, проведенных на льду спортсменами, значения не имеет, здесь важна спортивная истина и ее усвоение. И улыбаются, глядя, как я пародирую ошибки, и никогда никто не обижается.
А вот вижу, как постепенно краснеют веки у одной из моих «звезд». Тут уже знаю, что дал волю своему темпераменту партнер. Он обладает великолепной техникой и считает, что и другие могут и должны схватывать сложные движения, как и он — с лета. Но так ведь бывает далеко не всегда. И терпения надо набраться на весь долгий путь. Оказывается, этого самого терпения у тренера, запускающего на орбиту уже четвертое поколение фигуристов, почему-то сохранилось больше, чем у спортсмена. Надо поделиться с ним. И еще напомнить, что и он сам не всегда все делает правильно, так что нечего камушки швырять в чужой огород.
Здесь очень важен один тонкий психологический штрих, о котором я не забываю ни на одной тренировке, где сведены вместе мои ученики самых разных поколений. Они всегда должны видеть, должны быть убеждены в том, что ошибки всегда рано или поздно наказуемы, что зло будет повержено, что добро непременно восторжествует, если они будут за него бороться. Каждой своей поправкой, каждым замечанием, любой — даже как бы невзначай — брошенной фразой я формирую в них ВЕРУ. Веру в торжество наших идеалов, веру в торжество нашего общего спортивного дела, если вместе будем двигать его вперед.
В два часа дня звонок на катке обрывает уже навязшие варианты мелодий обязательных танцев. Теперь у меня перерыв подольше — часа четыре. Впрочем, перерыв ли? Есть дела организационные, которые надо решать и в Московском и в Центральном советах «Динамо». Они расположены тут же, на территории стадиона, значит, разъезды не заберут много времени. И еще сегодня со мной идут две юные фигуристки, они заканчивают десятилетку, и нам надо серьезно поговорить об их будущем, о том, где собираются продолжать свое учение. Обе девушки мне нравятся своей разносторонностью, они много читают, прекрасно рисуют, обе пластичны — каждая по-своему, и у обоих, думается мне, прекрасное спортивное будущее. Надо только немножко повременить, не загонять их преждевременно, а дать вырасти, окрепнуть, набраться сил — и физических и психологических. А пока... Пока мы сидим пьем чай, слушаем музыку и разрабатываем планы на будущее.
Редко бывают у меня дневные антракты. В особенности если мы выезжаем на тренировки в другие города. Обычно такие выезды попадают на летние или осенние месяцы, когда у нас самый насыщенный рабочий период: ведь именно в эти месяцы готовим мы наши новые программы, и надо, кроме обычных тренировок, направленных на закрепление сложных технических навыков, заниматься еще и изобретательством, постановочной работой. На тренировочных сборах мой рабочий день увеличивается до тринадцати часов в день, и счастье, что мои помощники — и Алла Беляева, и Валерия Кохановская берут часть забот на себя.
Если бы в такие дни кто-то увидел меня днем в номере гостиницы, он был бы, мягко говоря, потрясен. Лежит человек в кровати, отдыхает, музыка звучит негромкая, магнитофон у изголовья. И вдруг человек срывается с кровати и начинает отплясывать, не говоря ни слова. Поплясала, полежала, прислушалась к музыке, вернула ее на какое-то запомнившееся место и снова вскочила, и снова пляска в центре гостиничного номера.
Не терпится ногами, телом проверить то, что мелькнуло в воображении, когда слушала музыку танца или произвольной программы моих спортивных пар, одиночника. Иногда даже ночью во сне слышу музыку и вижу танец. И опять-таки тороплюсь записать, запомнить то, что сверкнуло, кажется, совсем неожиданно, а на самом деле появилось совершенно закономерно, потому что о своих программах не забываю ни на час. Они всегда со мной. Они всегда звучат. Я слышу свои танцы и вижу свою — и моих учеников — музыку.
У меня уже выработались свои маленькие стереотипы. Я знаю города, где мне работается лучше всего (это вовсе не значит, что в других мне работалось бы хуже), и мы всегда придерживаемся одних и тех же маршрутов. Конечно, отклонения бывают, но незначительные. Вполне возможно, что пройдет время, покинет арену сегодняшнее поколение лидеров и что-то изменится в нашем строгом планировании, новые лидеры подскажут и новые решения. Но и тогда будут выработаны свои необходимые рабочие стереотипы. Ничто так не вселяет уверенность в учеников, как стабильность учебного и тренировочного процессов. Кстати, такую же уверенность получают и учителя.
Все сказанное вовсе не означает, что только постановкой новых танцев, выбором новой музыки или планированием будущего своих учеников занята я в дневные 15* 227
часы отдыха. Ко всем моим рабочим проблемам часто прибавляются и совсем неожиданные.
— Елена Анатольевна, поехали выбирать мебель для квартиры.
— Елена Анатольевна, сегодня у меня в ателье примерка. Без вас решение принять не могу...
— Елена Анатольевна, можно мне зайти и выбрать в вашей библиотеке книгу? Что мне посоветуете почитать в ближайшие месяцы?
И днем и вечером звонят мамы и папы учеников. И я их понимаю: ведь дети проводят со мной времени больше, чем в семье. Я их знаю не хуже, а может, даже намного лучше, чем родители, —- пусть они на меня только не обижаются за это заявление. Дети учатся по специальным планам, им приходится иной раз пропускать уроки. Здесь достаточно хоть на денек выпустить вожжи из рук, и понесется возок учения по ухабам. А этого я допустить никак не могу.
Помню, как один отец все говорил: «Мне бы только, чтобы дочь школу успешно закончила...» А потом: «Мне бы только, чтобы она в институт поступила...» И еще: «Мне бы только, чтобы она диплом хороший получила». Теперь его дочь аспирантка. И хорошая аспирантка. И я не сомневаюсь, что вскоре она и кандидатом наук будет. Недавно она сказала: «Мне бы только, чтобы вы были моим научным руководителем...»
Несколько лет назад я работала только с двумя-тре-мя танцевальными и спортивными парами, которые были уже в сборной или стояли на ее пороге. Это было трудно, но совсем не так, как сейчас. В один прекрасный день я поняла, что мы уже созрели для того, чтобы иметь школы фигурного катания. Не. школы вообще, а школы конкретных отдельных тренеров, которые многолетней работой доказали, что они способны постоянно готовить мастеров высокого класса. Просто обидно становилось, что могут уйти из спорта лидеры, а младшее поколение так и не увидит их в нашей совместной работе, так и не получит от них прямую эстафету опыта. Я не сомневалась, что успех на многие годы можно растянуть, только создав преемственность мастерства. Тренер, если он чувствует свою силу, просто не имеет права с каждым новым поколением фигуристов начинать все сначала. И времени на это уйдет ох как много, и потеряется что-то в пути, и не восстановишь это затем никак. Словом, я повела борьбу за создание спецгруппы в нашем обществе, в которой могла бы не только работать с ведущими своими фигуристами, но и заранее подбирать юных исполнителей, формировать новые пары, которые на ходу могли бы включиться затем в работу на самом высоком уровне.
И вот когда такая группа была создана, когда постепенно превратилась она в отряд почти в двадцать человек, поняла я, какое это нелегкое дело — возглавлять такую школу, формировать ее творческие вкусы, вместе с А. Беляевой, В. Кохановской, вместе с А. Гольдштей-ном вести ребят по пути, еще никем не обкатанному.
Зачем тебе такая тяжесть на плечи? — задавала и задаю я сама себе гипотетический вопрос. Чаще всего задаю, когда трудно, когда времени не хватает, когда по утрам сплю чуть ли не на ходу. Задаю, хотя заранее знаю ответ. Знала всегда. Просто без такой жизни, без этого темпа, ритма, без этого молодого многоголосья вокруг была бы я совсем другой. Может быть, более свободной, но зато гораздо менее интересной — для самой себя.
Не эгоизм ли это, который так часто присущ увлеченным творчеством людям? Ведь, кроме работы, у меня, как и любой женщины, есть семья, есть сын и муж. Как же на них отражается эта моя бурная спортивная жизнь? Понимают ли они ее? Соглашаются ли с ней?
Могу на такого рода вопросы ответить только утвердительно. Конечно, семье приходится нелегко. Как нелегко приходится сегодня и любой другой, так сказать, спортивной семье. Это вообще колоссальная проблема в спорте, и от ее тактичного, тонкого, умелого разрешения часто зависит прогресс в результатах не только одного какого-нибудь спортсмена, но и целых групп, направлений. Жесткий режим, напряженность тренировок, поездки на сборы и соревнования влекут за собой огромное количество самоограничений. Это под силу далеко не каждому. И хорошая семья способна только поддержать мужа или жену, сына или дочь в достижении той высокой цели в спорте, которую они себе поставили. Семья тренера здесь ничем не отличается от семьи любого спортсмена.
Мой муж — спортивный журналист. Он взял на себя множество забот по дому. Он же выступает и в роли тренера-воспитателя моих спортсменов. Именно он часто заполняет тот воспитательный вакуум, который образуется при нашей спортивной жизни. Ребята советуются не только со мной, но и с ним практически перед каждым ответственным решением. Эта общность жизненных целей и задач, общность увлечений помогает нам — и ему и мне — во всей нашей жизни.
Не случайно и он и я не раз были даже свидетелями во Дворце бракосочетаний, когда мои ученики женились или выходили замуж. Один отец обращается к мужу не иначе, как «наш комиссар».
Понимает трудности моей жизни и сын Игорь. Думаю, что он научился у меня самому главному — умению работать. Трудиться до седьмого пота. Во всяком случае, ни в школе, ни в институте международных отношений, где Игорь учится сейчас, не пришлось ни разу заставлять его садиться за учебник. Ни разу он не подвел свою мать и, надеюсь, не подведет.
И, естественно, очень помогает мне моя мать, бывшая помощник режиссера театра имена Моссовета. Выйдя на пенсию, она взяла на себя все хлопоты по дому.
Без этой помощи, без этой ежеминутной работы на меня, на мое творчество всей семьи я вряд ли смогла бы устоять, выдержать напряжение многих лет спортивной борьбы, борьбы за свое творческое лицо, за неповторимость стиля каждого из моих учеников.
И тем не менее в свой рабочий день я включаю и домашние хлопоты. Читатели-женщины меня поймут: как бы мы ни работали, как бы ни были загружены, но есть домашние дела, которые ждут только наших рук. И они достаются мне именно в дневные часы отдыха. Вечером, когда тренировки заканчиваются в десять, а то и в одиннадцать часов, мне бы только до дому добраться и броситься в постель.
Пожалуй, именно вечерние тренировки забирают больше всего сил — и чисто психических и физических. Короткая и произвольная программы у Ковалева, оригинальные и произвольные танцы Пахомовой и Горшкова, Линичук и Карпоносова, Зуевой и Витмана и еще многих и многих моих ребят требуют от меня предельной собранности. Обычно я так распределяю на двух вечерних тренировках учеников, чтобы они не мешали друг другу, чтобы был определенный уровень контрастности, чтобы не было, даже подспудно, впечатления, что одному я уделяю больше внимания, а другому меньше, и поэтому результаты у второго растут в замедленном темпе. Здесь, если хотите, надо убрать все, что может вызвать ничем не оправданную ревность, которая способна затуманить мозги даже спортсмену вполне хладнокровному.
И все-таки нагрузки я несу удвоенные, утроенные, а то и учетверенные, нагрузки совершенно непонятные, скажем, моим же спортсменам. Объясню эту мысль поподробнее. Я уже писала, что на тренировках умею следить, пусть даже краешком глаза, не только за одним спортсменом или танцевальной парой, а сразу за двумя, тремя, четырьмя. И как бы катаю вместе с ними отрывки их программы, выполняю сложные элементы. Каждый спортсмен выполняет только то, что ему положено. Тренер выполняет мысленно то, что — часто одновременно — делают сразу несколько его учеников. И вот это единство и множественность взглядов на то, что происходит на льду, и является главным психологическим барьером, разделяющим восприятие тренера и его учеников окружающей их действительности. Именно это и приводит к колоссальному нервному напряжению, которое заполняет тренера в конце рабочего дня, напряжению, от которого так тяжело избавиться.
И я не удивляюсь, когда узнаю, что кто-то из тренеров сорвался на тренировке, закричал — что ему обычно не свойственно — на ученика или еще как-нибудь не совсем привычно проявил себя. Я его извиняю, потому что понимаю, как тяжело день ото дня, час от часа нести все наши нагрузки.
Понимают ли это наши воспитанники? Понимают ли они, что, требуя от тренера бережного и терпеливого отношения, они и сами всегда должны точно так же отвечать тренеру?
В моей группе почти все это понимают прекрасно. И даже если кричу, бывает, на ученика, обзову его неумехой или еще как-нибудь, он извинит меня и станет только внимательнее.
Тренировки в начале сезона, тренировки в разгар сезона, после него и тренировки на самых крупных наших соревнованиях. У каждой свой цвет, свой аромат, своя тактика и стратегия. Ребята посвящены в них, насколько это возможно. Они знают свой маневр, они обладают или выработали в себе достаточный уровень самоконтроля и самооценки. И чтобы слово тренера было для них всегда авторитетным, было истиной в последней инстанции, я должна всегда смотреть дальше, острее, глубже. Тогда убеждение в общей правоте приходит как бы само собой.
И без игры здесь тоже не обойтись. К разгару сезона в каждом тренировочном цикле, состоящем из пяти дней, мы обязательно проводим «прокаты программ». И все готовятся к ним как к настоящим соревнованиям.
Только вышли на лед, я показываю на секундомер и даю разминку — как на соревнованиях. Но еще до этого провожу жеребьевку, кто в какую очередь будет стартовать. Жеребьевка идет по всем статьям, и ее результаты вызывают комментарии и реакцию не менее оживленные, чем на настоящих соревнованиях.
И вот старт. Все отходят к бортам, все наблюдают за тем, как катаются те, кого жребий вызвал на лед. В такие дни особенно внимательно следит за спортсменами н Сергей Морозов, наш молодой мастер видеозаписи. Он фиксирует программу от первого до последнего шага, со всеми взлетами и — бывает — со всеми падениями. После окончания проката каждый может посмотреть, как он выглядел на экране телевизора, может обменяться впечатлениями с партнером или с тренером. Хотя показания видеозаписи и не совсем точно отражают то, что было на поле, все-таки они большое подспорье для нас. Надо только правильно расшифровать записи, надо, чтобы ученик не воспринял происшедшее так же беспристрастно, как камера.
Иной раз мы даже оценки выносим участникам проката. Аплодируем. Или встречаем исполнителей гробовой тишиной. По реакции участников просмотра легко можно уяснить — удался или не удался прокат.
Такая приближенность к состязаниям, такая особая обстановка на тренировке помогают затем и на соревнованиях. Не сомневаюсь, что победа Линичук и Карпо-носова в 1978 году на чемпионате мира была подготовлена нами полностью именно на такого рода тренировках, закалкой, полученной дома, на родном нашем динамовском катке.
Чем ближе начало сезона, тем больше интерес к таким домашним соревнованиям. И вот уже в канун первых стартов у нас все чаще появляется человек, которого мы считаем нашим специалистом № 1 в области спортивных танцев на льду. Это Игорь Александрович Кабанов, тренер Спорткомитета СССР, судья международной категории, не раз выступавший на чемпионатах мира и Европы.
Кабанов сам когда-то занимался танцами на льду, он наш «пионер», первопроходец, он был среди тех, кто «заморский» спортивный танец перенес на нашу почву.
Не побоюсь сказать, что своим расцветом советские спортивные танцы на льду многим обязаны и Игорю Александровичу Кабанову. Он, как тренер Спорткомитета СССР, непосредственно отвечающий за развитие танцев, помогал, помогает и — не сомневаюсь — всегда будет помогать вырастать талантам разнообразным, непохожим друг на друга. Он поддерживает каждого тренера, ведущего поиск новых решений. Имена многих спортсменов связаны с его личными находками.
Вот, скажем, Геннадий Карпоносов. Он ведь начинал изучение танцев на льду под руководством Кабанова. И известные танцоры Елена Жаркова, Татьяна Войтюк, Вячеслав Жигалин стартовали в его группе, когда он был рядовым тренером. И совсем еще юная танцевальная пара Ирина Моисеева и Андрей Миненков была обязана своим появлением на свет все тому же Игорю Александровичу Кабанову.
И. Кабанов осторожен в своих суждениях, он старается не навязывать свою точку зрения. Он долго приглядывается к программам, к рисунку обязательных танцев. Вначале это даже некоторое раздражение вызывает: «Ну, чего он тянет, почему не скажет категорически — хорошо или плохо, нравится или не нравится...» А потом понимаешь, что это не лишняя осторожность, а самая обычная бережливость, бережность. Чтобы неудачным словом, даже интонацией не нарушить творческий запал тренера и спортсменов. Чтобы спокойно най« ти те слова, те корректирующие замечания, которые помогут сохранить и своеобразие вновь созданного танца и дадут возможность отшлифовать его до идеала.
Мне лично такие манеры больше по душе, чем залихватские, безапелляционные замечания иных специалистов, которым кажется, что с первого же просмотра им все стало понятно: и глубина замысла, и новые, так сказать, формы подачи материала.
И что еще мне очень нравится в работе с И. Кабановым — это умение хранить, так сказать, производственные тайны. По роду своей работы ему приходится задолго до начала сезона знакомиться с новыми программами практически всех ведущих танцоров страны. И все они показывают ему свои находки охотно, с открытой душой, потому что знают: Игорь Александрович все, что он увидел, оставит при себе, утечки информации — такой нежелательной иной раз для тренеров и спортсменов — не произойдет.
Словом, наш главный судья появляется все чаще и чаще, а когда грядут главные битвы, бывает у нас почти каждый день. И мы ему благодарны за это.
Наступает момент, когда внутренние тренировки, наши прокаты программ становятся уже чуть ли не официальными, просто похожими на те тренировки, которые идут на чемпионатах. Принимают «новую продукцию» руководители нашего общества «Динамо». Петр Степанович Богданов, председатель Центрального совета, его заместители — Валерий Сергеевич Сысоев, Виктор Тимофеевич Гостев — становятся частыми гостями катка.
Долгое время я не показывала то, что сделано: не люблю, когда смотрят на эскизы программ, когда все еще неопределенно, неясно, и видно только очень зоркому глазу профессионального тренера. Но на старте сезона и я, и мои ученики уже ждем оценок. И радуемся тому, насколько точно понимают суть нашей работы.
Если говорить откровенно, то такие, так сказать, творческие рапорты на льду в тысячу раз лучше и нужнее, чем отчеты, сделанные в кабинете. Они заставляют собираться и нас самих, они и руководителям помогают взглянуть свежим взглядом на те процессы, которые идут в их специальной группе. В итоге: общие творческие позиции, полное взаимопонимание, поддержка в канун каждого нового сезона и в течение всего сезона. А это для тренера важнее всего!
Приезжает, чтобы порадоваться вместе с тренером и спортсменами новым находкам, и председатель нашей Федерации фигурного катания Анна Ильинична Синил-кина. У нее трудная работа — она директор Дворца спорта в Лужниках, и все-таки Анна Ильинична всегда находит время, чтобы встретиться со спортсменами, с тренерами, поддержать их, помочь им, а если надо —• то и откровенно, честно покритиковать. Анна Ильинична умеет влюбляться в спортсменов, заражаться их поиском, их энтузиазмом. А это ведь рождает и душевный отклик, и взаимопонимание. Рождает ту атмосферу, без которой жить творческим людям очень трудно и без живительности которой трудно думать о беспрерывной эстафете побед.
Еще об одних наших почетных гостях должна я здесь сказать... В канун сезона, а иногда даже после первенства страны и перед отъездом на чемпионат Европы на балконе нашего динамовского катка появляется несколько десятков зрителей неспортивного типа. Они с наслаждением наблюдают за каждым движением ведущих мастеров. Иногда даже аплодируют. А в заключение скандируют: «Счастливых стартов!»
Это ребята из комсомольско-молодежной бригады 2-го Московского часового завода, с которыми давно дружат комсомольцы нашей спецгруппы, и не только дружат, но и подписали договор о социалистическом соревновании, по которому и те и другие должны выдавать продукцию только со Знаком качества!
Тренировочный каток «Динамо» без трибун. И все-таки часто я представляю его заполненным до потолка. Не обычными зрителями, а теми, кто пишет мне и моим ученикам письма. Людьми искренними, взволнованными, всегда доброжелательными. Поток писем не оскудевает. Чем выше поднимаются ребята, тем больше все мы на виду. И пишут, пишут, пишут: юные спортсмены и те, кто только мечтает о выходе на лед, папы, мамы, бабушки, дедушки будущих «звезд», и просто рядовые болельщики, чье знакомство с фигурным катанием состоялось с помощью телеэкрана. Не каждому удается ответить, и иногда я мечтаю о том, чтобы собрать в зале всех, кто нам пишет, и устроить показательную тренировку, и рассказать обо всем, что их так волнует...
Короткая пора просмотров. Прикидок. Окончательной шлифовки программ. Подготовка к праздникам, которая сама уже почти праздник. В такие дни часто вспоминаю слова поэта:
Так музыки же вновь и вновь!.. А пока... Тренировка... Еще одна...
Снова утро, в котором не видно даже очертаний окружающих домов.
Снова вечер, скрытый в морозной метели.
И так день за днем, месяц за месяцем.
Пока не придет решающий час битвы на льду.
Что он готовит мне в очередной раз?
Что он готовит моим ученикам?
Если бы я могла заранее ответить на этот вопрос, не было бы, очевидно, этой книги...
|
